Варвара Кулешенко: "От ВГИКа до ТЭФИ: как драматург пишет сценарий, который выходит за рамки экрана"

Варвара Кулешенко, сценарист проекта

Варвара, вы выпускница ВГИКа, мастерская Юрия Арабова — одной из сильнейших сценарных школ России. Как этот опыт повлиял на создание сценария «И снова отец»?

Школа Арабова научила меня главному: драматургия — это архитектура эмоций. Каждая сцена должна быть необходимой, каждый диалог должен двигать конфликт вперёд, каждая деталь должна работать на целое. В ВГИКе нас учили не просто писать диалоги, а создавать драматургическую конструкцию, где ничего нельзя убрать без потери смысла. «И снова отец» — это восемь серий, которые выстроены как единая эмоциональная арка: от холодного отчуждения отца и дочери к искреннему примирению. Каждая серия — законченная история с кульминацией, но все вместе они создают трансформацию отношений. Это не просто набор забавных сцен про семью — это строгая драматургическая конструкция с внутренней логикой.

Ваш короткометражный фильм «Я любила трубача» был номинирован на ТЭФИ. Как драматургия короткого метра отличается от веб-сериала?

Короткий метр — это хирургическая точность. У тебя 20 минут, чтобы рассказать историю, создать персонажей, вызвать эмоцию. Каждое слово на вес золота. «Я любила трубача» — это камерная история любви, рассказанная через минимум диалогов и максимум эмоциональной правды. Веб-сериал — другая задача: ты создаёшь мир, в который зритель возвращается каждую серию. Ты работаешь с долгим дыханием, постепенным раскрытием персонажей, накоплением эмоционального опыта. Но принципы те же: искренность, точность деталей, отказ от фальши. Если в коротком метре ты сжимаешь эмоцию до концентрата, то в сериале ты разворачиваешь её во времени, позволяя зрителю прожить каждый этап вместе с героями.

Как вы работали над созданием персонажей — 45-летнего отца Сергея и 15-летней дочери Юли?

Главное правило: не делать из них символы. Сергей — не «идеальный отец, который всё делает правильно». Он потерял жену, потерял работу, он растерян, он делает ошибки, иногда смешные, иногда болезненные. Но за этим — огромное желание любви, страх остаться одному, попытка найти новый смысл жизни. Юля — не «трудный подросток из учебника психологии». Она умная, остроумная, но обиженная на отца, который «ушёл в работу» после смерти мамы. Она закрылась, стала колкой, но глубоко внутри она всё ещё ждёт того отца, которого потеряла. Я писала их как реальных людей, опираясь на собственный опыт и наблюдения. Мне важно было показать: у каждого своя правда, и обе правды имеют право на существование.

Вы также драматург, автор пьес, попадавших в шорт-лист конкурса «Время драмы». Как драматургический опыт помогает в кинодраматургии?

Театральная драматургия — это работа со словом и конфликтом в чистом виде. В театре у тебя нет возможности «показать» — ты можешь только «рассказать» через диалог и действие. Это учит концентрации: каждая реплика должна что-то открывать в персонаже или двигать конфликт. В кинодраматургии ты получаешь дополнительный инструмент — визуальный язык, операторскую работу, монтаж. Но основа остаётся той же: конфликт, характеры, эмоциональная правда. Пьесы «Сдаётся комната» и «Староста», которые попали в конкурс «Время драмы», были написаны мной ещё в старших классах школы — это истории о подростках, их внутреннем мире. Тогда я училась писать о молодёжи изнутри, без снисхождения. Этот навык критически важен для «И снова отец», где половина истории — взгляд 15-летней Юли.

Как вы работали над диалогами, чтобы они звучали естественно, а не искусственно?

Я слушаю, как говорят люди. Реальные диалоги отца и дочери — это не правильные фразы из учебников, это обрывки мыслей, недосказанность, молчание, которое говорит больше слов. Я записывала на диктофон разговоры подростков в метро, в кафе, чтобы поймать их ритм, их сленг, их способ выражать эмоции. Я спрашивала у друзей, у родственников: как бы ты ответил отцу в этой ситуации? Какие слова ты бы использовал? Потом я очищала эти наблюдения от лишнего, оставляла суть. Важно было избежать двух крайностей: или слишком литературные диалоги (которые хороши на бумаге, но не звучат в жизни), или слишком натуралистичные (когда каждое «ээээ» и «ну типа» режет ухо). Золотая середина — это когда зритель не замечает диалог, а просто верит, что эти люди так разговаривают.

Что вы хотели сказать этим сериалом? Какой главный месседж?

Я не верю в прямые месседжи. Когда сценарист пытается «научить жизни», зритель это чувствует и закрывается. Моя задача — создать пространство для переживания, а не для поучений. Но если выразить одной фразой: конфликт поколений преодолим, если обе стороны готовы услышать друг друга. Не просто слушать, а слышать — это разница огромная. Отец и дочь в сериале проходят путь от холодного «привет-пока» до искреннего диалога, но это не волшебство, это ежедневная работа: маленькие шаги, провалы, новые попытки. Я хочу, чтобы после просмотра зритель подумал не «ах, какая трогательная история», а «может, мне тоже стоит позвонить отцу». Вот это и есть настоящий эффект драматургии — когда история выходит за рамки экрана и меняет что-то в реальной жизни.

В финале: сценарий — это не набор реплик. Это эмоциональная карта, по которой зритель идёт вместе с героями. Моя задача — сделать этот путь искренним, болезненным, смешным и в итоге — исцеляющим.